Хорошо когда вот так можно усесться дома, положить ноги на стол, ноутбук на колени и писать. Давно обещанные себе заметки о встречах с Замечательными Людьми этой осенью. (Ночью в воскресенье дописываю начатое еще несколько недель назад).
В середине сентября была на семинаре по краткосрочной стратегической терапии у Джиорджио Нардоне. Про сам подход я немного уже упоминала, а теперь хочу написать о профессоре. Так будет наверное правильнее всего его называть. Он такой очень элегантный, импозантный, что называется, итальянский мужчина средних лет. С большим количеством шарма и обаяния, которые он совершенно ясно осознает и использует по прямому назначению, как терапевтический инструмент. Приятно было слушать итальянскую речь, которая сама по себе трансовая. А я еще пыталась разобрать знакомые фразы — летом ведь я в очередной раз бралась за итальянский — и действительно, кое-что было даже вполне понятно.
За два дня исписала полблокнота, хотелось буквально впитывать то, что он говорит (хотя метод не во всем мне близок). Помню как в первый день я шла от метро с ощущением being blessed, что можно вот так прочитать книгу и придти посмотреть как мастер работает.
Радует, что полтора месяца спустя некоторые идеи впитались в практику, хотя бы главная, про «если хочешь увидеть — научись действовать». Как например в сложном случае я могу задать себе вопрос — «а что я могу прямо сейчас сделать, чтобы создать для себя/другого новый опыт (ощущения принятия/собственной ценности/у меня получается). Это называется моменты «эмоционально корректирующего опыта».
Все больше замечаю случаи, когда чтобы что-то открутить, нужно сначала это что-то немного закрутить — это про использование пародоксальной логики и то, что многие ситуации психологических сложностей — о том, что человек «застрял». И иногда помогает действовать как при откручивании намертво засевшей гайки, провернуть ее сначала назад. Да и в контактной импровизации такое есть — чтобы поднять партнера, нужно сначала самому немного присесть, чтобы использовать его вес как рычаг.
Очень большая внимательность к языку. В том числе к невербальному языку. Да во всем очень большая внимательность — как клиент держится, как разговаривает, какая у терапевта обстановка в кабинете и приемной («как вы думаете, как выглядит мой кабинет?» — «Una stanza grande elegante. Светлый мрамор пола контрастирует с черными стульями, это задает элемент парадокса» — свой офис он описывал долго и в деталях, по мне-то совершенно неважно какого именно цвета мрамор на полу, но вот осознанность терапевта по поводу своего влияния очень даже важна.)
И фокус на решении. «Что должно измениться в Вашей ситуации, чтобы Вы сказали — спасибо, профессор, я справилась с этой проблемой?»
При том, что подход «стратегический» и разработаны конкретные стратегии лечения определенных типов проблем (в том числе сложных — булимия, анорексия) — но профессор говорил о том, что техника, конкретный метод — это только часть того, что происходит. А в целом он выделяет три ключевых элемента психотерапии:
— инструмент (какой конкретно метод/техника применяется)
— коммуникация (то, как этот метод будет донесен до конкретного человека — он показывал насколько по-разному он будет себя вести с авторитарным, активным мужчиной, страдающим обсессивно-компульсивным синдромом или с тихой девочкой, страдающей анорексией, или соблазняющей прекрасной дамой)
— отношения
И вот эти второй и третий пункт ничуть не менее важны, когда мы имеем дело с психической реальностью, в отличии от физической — потому что если неважно с каким отношением и в каком стиле поливать какой-нибудь там минерал кислотой, но для человека очень многое меняется от того кто и как выдает психотерапевтическую «таблетку».
А последняя сессия с клиентом случилась такой, что это было самой сильной иллюстрацией того, что даже если с одной стороны психотерапия может заимствовать принципы науки и технологии, с другой стороны она граничит с искусством и философией.
Детали клиентского кейса, конечно, не могу пересказывать, скажу только, что это было про булимию и депрессию как последствия развода, который тянулся уже несколько лет, две взаимоподдерживающие проблемы.
Необходимо еще сказать где это все происходило. Представьте себе «Департамент молодежной и семейной политики», официального вида зал человек на шестьдесят с огромным столом буквой П, утыканный микрофонами, часть участников сидит вокруг стола, не уместившиеся — по периметру. Профессор и переводчик — в президиуме. Клиент, рассказывая историю, говорит в микрофон. Это я к тому, что менее терапевтический сеттинг, наверное, сложно себе представить. Но с первых минут разговора было ощущение, что профессор как будто создавал для и вокруг клиента настолько доверительную обстановку, как будто они оба находились в каком-то своем пространстве, и несмотря на микрофоны, на перевод, клиент постепенно все больше и больше раскрывался и доверял. Я не знаю как он делал — думаю, сочетание трансового голоса, умения создавать контакт и очень большой внимательности к тому, что человек говорит. Сама структура метода предполагает, что терапевт вначале очень точно пытается разобраться как же именно функционирует проблема. Не почему она возникла, не объяснения — но как она устроена, какие последствия вызывает в жизни — и как человек уже пытался с ней справиться, что уже помогало, а что нет. Такое ощущение, что вначале терапевт делает все, чтобы максимально почувствовать проблему из позиции клиента, и интервенцию затем предлагать, уже зная эту частную топографию.
Здесь он довольно долго расспрашивал и при этом как-то очень быстро докопался до понимания сути проблемы. То есть он как будто убедился, что видит проблему глазами клиента — а потом предложил новое видение, очень метафоричное (про булимию как демона, которого клиентка призвала, чтобы справиться со сложной ситуацией, но этот демон не остановится на достигнутом и будет все больше и больше захватывать всю ее жизнь). Убедившись, что клиентка поняла и приняла это новое видение, он перешел к депрессии и разводу. И вот тут он действовал совсем по-другому. «Можно я вам расскажу историю из собственной жизни?» — сказал он. Это была очень трогающая история его личной жизни много лет назад, про счастливые полгода первого брака, прекрасную и внезапно ушедшую от него жену, и огромное чувство потери, которое он испытывал. И большой пустой дом, который они вместе недавно обустроили, и в котором он теперь остался один. «Моя профессия помогла мне здесь. Я решил, что должен отнестись ко всему этому как к утрате. Я спрашивал себя — что бы я сделал по-другому, если бы она была мертва? Это фаза длилась три месяца. Но это было похоже на пересечение ада.»
«Каждый раз, когда нас покидают, и особенно после многих попыток наладить отношения — это траур. И к сожалению, нет лекарства, чтобы переживать траур. Когда мы теряем любимого, у нас остается образ. Но когда нас покидают, нет этой здоровой ностальгии, потому что вы знаете, что «этот мужчина не со мной». Человеку не удается пережить траур и он оказывается в ловушке. Как будто жизнь оказывается подвешена. Да, это худшая ситуация, которую только можно вообразить.»
«Все мы оснащены тем, чтобы быть способным пережить траур. Нужно иметь смелость страдать, чтобы перестать страдать.»
И как будто этой истории было недостаточно, он рассказал еще одну историю, про Виктора Франкла. (Я не знаю, правда ли был такой случай, или это его собственная терапевтическая адаптация, по крайней мере, в интернете не нашлось. А я на тот момент уже была настолько захвачена историей, что даже перестала записывать, так что вспоминаю по памяти, поэтому немного нескладно).
«Как вы возможно знаете, Виктор Франкл был узником концлагеря, и вся его семья там погибла. Но он нашел в себе силы и мужество продолжить жить, и написал еще много книг, основал свое направление экзистенциальной терапии. И вот после войны он работал на радио, вел передачу, давая психологические советы. И однажды позвонил мужчина, который рассказал, что его брат был в похожей ситуации как Виктор Франкл, его жена погибла в концлагере, а он выжил. Но несколько месяцев назад обнаружилось, что жена брата выжила — и так что семья воссоединилась и они прожили несколько счастливых месяцев вместе, брат начал строить новый дом. Но внезапно его жена подхватила какую-то тяжелую инфекцию и неделю назад умерла. И брат не вынеся этот второй удар, впал в катотоническое состояние. Вот уже неделю он сидит на табуретке посреди своего нового недостроенного дома, не ест, не пьет. И встревоженный брат умолял В.Франкла приехать, и тот поехал. Он рассказал этому человеку свою собственную историю и сказал: с одной стороны, ты счастливее меня — ведь у тебя были эти несколько счастливых месяцев вместе. Но я не завидую тебе, я знаю, что тебе в два раза тяжелее, что ты потерял ее дважды. Но скажи — если бы я сказал тебе, что каким-то волшебным образом здесь появилась какая-то другая женщина, но в точности похожая на твою жену, лицом, манерами, всем — заменило бы тебе это ее? И этот человек сказал, что нет. У тебя есть выбор. Остаться здесь, в неподвижности, или начать другую жизнь. И этот человек встал с табуретки, вышел из своего состояния и начал жить.»
«Когда история прерывается, никто не может ее вернуть. Никто.» («Cuando historia rompa nessuno può sostituirlo. Nessuno.» — и надо было слышать как он сказал по-итальянски это nessuno). Он сделал паузу и обратился к клиентке. «Никто, никто не может его заменить и вернуть его вам. Вы должны принять решение. Продолжать жить или оставаться в двух мирах. Вы должны только умертвить внутри себя этого человека. Потому что его больше нет. Мы можем получить только что-то новое. Нужно отпустить другого и пережить траур. Готовы ли вы отпустить и начать жить?»
И женщина с убежденностью в голосе сказала, что уже давно все для себя решила. И в лице ее правда было что-то, как будто она далеко ушла и готова идти дальше в своей жизни.
И тут он очень изящно вручил ей «предписание» — как именно стоит действовать, чтобы постепенно свести на нет булимию. «Нужно также отказаться от замещающего удовлетворения. Вы должны отказаться только от этих двух вещей, котороые взаимно поддерживают друг друга. И это позволит вам пройти через траур, пройти через страдание, чтобы оно прекратилось».
«Для таких случаев нет стратегем» — сказал он, комментируя после сессию. «Или вы можете это назвать «открытой стратегемой». Вы ведь не можете дать клиенту предписание горевать по живому человеку. Вы можете только поделиться своей историей или историей людей, которые проходили через подобное. Потеря человека, который покидает нас, может приносить больше страдания, чем когда человек умирает. Поэтом вся эта сессия базировалась на том, что каждый из нас переживал страдание. И это тот самый момент, когда психотерапия смыкается с экзистенциальной философией. И в этом случае важен глубоко человеческий контакт и жизненный опыт переживания страдания, чтобы избавиться от страдания.»
«Buon viaggio a traverso il inferno de tua via.»
