«Мыслю, следовательно, страдаю»

Продолжение заметок с семинара итальянского краткосрочного стратегического терапевта Джорджио Нардоне. Сам семинар был в сентябре 2012 (начало здесь), писала я эти заметки еще в январе, во время длинного рейса Москва — Гонконг, до редактирования дошла только в апреле, но «поздно», по сравнению с «никогда» – уже прогресс.

***

cogito ergo soffro.jpg

Профессор поделился своей новой наработкой последних лет – исследованием темы «патологическое сомнение». Его новая книга на эту тему называется «Думаю, следовательно страдаю» (есть только на итальянском). На прошлом семинаре он про это никак не упоминал, а теперь это для него отдельная диагностическая категория. И это здорово – что человек практикует двадцать пять лет, но продолжает что-то придумывать и осмысливать свою прошлую практику через призму новых идей (рассказывал про одного клиента, с которым работал время от времени на протяжении двадцати лет).

«Патологическое сомнение» – недуг, который поражает скорее интеллектульных людей, хотя дело не в высоком IQ, а в мысли, замкнутой самой на себя, которая вращается в уме как бесконечное колесо, из которого нет выхода. Способность мыслить – это дар, но как и любая хорошая мысль, доведенная до абсурда, она может становиться  ограничением и страданием. «Здоров ли я?» «В чем смысл жизни?» «Как я могу быть уверен, что мой сын не гомосексуалист?» «Как я могу быть уверен, что жена мне не изменяет?»«Как я могу быть уверен, что не совершу преступления?» – профессор рассказывал про своих клиентов, для которых эти вопросы становились проклятием, превращались хождение по бесконечному лабиринту. Их основа – естественное желание человека получить подтверждение, успокаивающий ответ.

Ну как так можно поступать с людьми?
Ну почему, почему я это сделал / не сделал?
Как он(а) так мог(ла) со мной?
Как они могли принять такой закон?

– все те внутренние вопросы, которые, говоря обычным языком, «не укладываются в голове», оказываются для человека невыносимыми. И у каждого эта невыносимость какая-то своя…

Нардоне всегда иллюстрирует теорию кейсами из практики, всегда очень трогающими. Он замечательный рассказчик, и поразительно в каких деталях он помнит свои кейсы. Про патологическое сомнение кейсы были очень разные – эта тема граничит и с обсессиями, и с фобиями и с ипохондрией – и эти названия в его понимании не столько ярлыки (он, кстати, очень резко отзывался о  будущем DSM-5), сколько структура типов проблем. А еще эта тема граничит просто с жизнью. Один случай был из тех, где «жизнь выше литературы» – про то, как один многолетний его клиент, с параноидальными чертами, в течение долгих лет изводивший свою прекрасную жену выяснениями верности, а дочь волнениями про ее личную жизнь, в какой-то момент все-таки выясняет, что жена ему изменяет. И это уже было не про паранойю… Бывает по-разному, безусловно. Нардоне подчеркивает, что плохо именно «патологическое» сомнение, доведенное до крайности. Потому что его противоположность – «терапевтическое сомнение» может быть очень целительно, и это именно то, что происходит в терапии или консультировании, когда мы деконструируем, ставим под вопрос сложившиеся способы мыслить и действовать. (Я писала про «этику сомнений» — одна из самых важных тем была в прошлом году.)

Это то место, где рациональность начинает становиться иррациональностью. Где ум сам себя загоняет в лабиринт, из которого нет выхода. И когда «предпринятые попытки решения» – продолжать искать выход, продолжать задаваться вопросом, продолжать искать смысл – еще больше загоняют вглубь лабиринта  с минотавром.

Про похожие идеи, даже похожими словами, говорит экзистенциальный терапевт Эмми ван Дорцен:

«Люди могут тратить уйму энергии, стараясь исправить то, что не может быть исправлено, и пытаясь создать безопасность там, где вновь неизбежно появляется опасность. Способ, которым мы обычно стараемся превратить жизнь в безопасный опыт, – делать вид, что жизнь является конкретной, надежной и прочной. Мы действуем так, будто реальность является осязаемой и поддающейся контролю. Мы ведем себя так, будто люди надеж­ны, постоянны и неизменны. Но если бы это было так, то не осталось бы никакого места для тревоги, да и самой жизни оставалось бы очень мало. События были бы совершенно предсказуемыми и однозначными, люди бы все до единого действовали бы рационально и в рамках разумного. Не было бы выборов или принятия решений, потому что решения автоматически вытекали бы из своих предпосылок. Жизненные ситуации не содержали бы никаких сюрпризов, и все их можно было бы очень легко отрегулировать.

Несмотря на то, что люди непрерывно пытаются создать такой мир, наши усилия непрерывно разрушаются судьбой и непредсказуемыми законами природы, которые действуют и вне, и внутри нас. И пока эти законы действуют, тотальный контроль невозможен, и следовательно, не будет ни бессмертия, ни полной определенности, ни спасения от тревоги. Из этого следует, что те люди, которые наиболее полно отрицают реалии жизни, почувствуют их воздействие сильнее, чем все остальные. Тем, кто бежит от тревоги внутренней, придется пережить впоследствие тревогу еще более пронзительную и выбивающую из равновесия.»

(c) Эмми ван Дорцен, «Экзистенциальное консультирование и психотерапия на практике».

А выход – в том, что бы остановиться и перестать искать выход. Согласиться с безвыходностью, бессмысленностью, беспомощностью. С тем, что мне так больно от этой безвыходности. Принять свою боль, обнять себя – но сознательно остановить бесконечный поток вопросов без ответа.

Что же предлагается вместо? Смирение. Принятие своего не-все-могущества. Несовершенства мира, других людей и себя  в том числе. И это принятие – поражения, по сути (как минимум, своих надежд) – будет лучшим выходом, и наиболее рациональным поступком в этой безвыходности. Потому что выход – если таковой в такой ситуации имеется – будет за рамками этих предпринятых попыток. Как говорил (или как ему приписывается) Эйнштейн, «ни одна проблема не может быть решена на том уровне, на котором она возникла» . На системном языке логика «выйти за рамки системы» очень понятна, вот только есть некоторая сложность с тем, что тому, кто находится внутри системы «выйти за рамки» иногда воспринимается как «умереть». Или не только воспринимается – в каком-то смысле это может быть и правда смерть – ожиданий, надежд, каких-то частей себя.

«Если что-то не работает, сделайте что-то другое» (с)

Возвращаясь к искусству психотерапии – и тогда мастерство терапевта (в понимании Нардоне) будет в том, чтобы помочь клиенту перестать cовершать однообразные попытки бития своей головы о стенки лабиринта. Перестать проверять свое здоровье, сдавая бесконечные тесты. Перестать контролировать жену или выяснять подробности личной жизни сына. Перестать искать причину (в себе или другом)  почему тебя оставили. Перестать задаваться вопросом о смысле действий правящей партии. В модели стратегической терапии важно в начале создать опыт, пережить новое состояние – а понимание, инсайт рождается как следствие опыта. «Чтобы понять, научись действовать». Дальше я не берусь разложить на составляющие как именно действует Нардоне, убеждая своих пациентов перестать предпринимать действия, ставшие граблями – это какая-то смесь: ясное и логичное описание того, как устроен неработающий паттерн («то есть получается, что ты ему Х, а он тебе Y, а ты все Х да Х да Х, пока не валишься без сил… — похоже?») + образ этой проблемы на очень метафоричном, трогающем, полу-гипнотическом языке («как будто ты подходишь к колодцу, чтобы зачерпнуть сил, и кажется, что это именно то, что нужно,  и ты видишь в глубине свое отражение – и вот ты снова и снова опускаешь в глубину свои ведра, полные «ресурсов» – но твоих сил не пребывает, ты отдаешь, отдаешь, истощая себя, так ни с кем и не встретившись там, в глубине…»).

Нередко для того, чтобы изменить восприятие ситуации, сначала требуется изменить восприятие себя или своей роли в этой ситуации. «Зачем я здесь? Зачем я в это вообще играю? Что я искал за этими воротами, о которые сейчас бьюсь?» И далее убедительная рекомендация (=предписание) попробовать по-другому. Довольно часто – пародоксальная, почти всегда требующая креатива – важно ведь не дать предписание, а чтобы человек что-то сделал. (Мне в данном случае кажутся очень логичными идеи из коучинга о том, что человек придумывает себе «предписание» сам. А еще лучше варианты – и потом выбирает из них те, что больше хочется попробовать сделать.  Правда, Нардоне работает с людьми, которые в такой степени «застряли», что вариант выбраться изнутри не всегда доступен.) Но главное продолжать пробовать новое. Даже если иногда это означает «не думать.» Очень часто «думать по-новому». Еще чаще «по-другому». Если мы что-то и знаем определенное про психологию и работу с людьми, так это то, что здесь почти не найти универсальных ответов. Это сложнее – но интереснее.

Темы: , , , ,

Comments are closed.