Почему же я никак не напишу про Арта Фишера, которого переводила месяц назад? Виктор Богомолов, который привез его в Москву, немного написал, хотя не знаю, будет ли что-то из этого понятно тем, кто там не был.
Если совсем коротко: Арт для меня — самый человечный человек в этой осени. Да и не только этой. Я не собиралась его переводить, но переводчик, с которым была договоренность, не смог, и предложили мне. И это было местами тяжело (физически для восприятия), но как-то очень сильно.
Про человечность. Я не знаю, всех ли переводчиков накрывает страх не вспомнить слово. Меня, бывает, накрывает, и уже задним числом я думаю вдруг: стоп, а как же будет «преступник?» И тут понимаю, что слово «criminal» я не слышала не разу. Надо понимать, что это был семинар по работе с домашним насилием. Но единственные слова, которые Арт использовал по отношению к тем, с кем они работают — «люди, с которыми мы работаем», «мужчины» или «наши мужчины». Вообще-то их организация Alternatives Institute — исправительное, по сути, учреждение, они консультируют мужчин, совершивших насилие в семье. Почти половина тех, с кем они работают, попадает к ним по решению суда. (И это большой прогресс — то есть больше половины приходит добровольно, а десять лет назад, до того, как они начали применять новые практики, принудительно направляли 99%). Все это происходит в регионе, которое называется Nova Scotia, это такая канадская сельская глубинка. На самом деле, это всего два часа лету до Нью-Йорка, но скорее всего, вы про эти места ничего не слышали — сам Арт говорит, что они для многих «невидимы», и в чем-то может и «к лучшему».
Я очень мало знаю про социальную работу, но из обсуждения становится понятно, что сходство нашей государственной машины с канадской минимальны. То есть если там государственная машина настолько прочна и эффективна, что практика защиты одних граждан от других в результате воспроизводит практики насилия — и это тоже весьма неприятно, по контрасту становится заметно, как наша «машина» не защищает совсем никого. Но это не отменяет применимости его идей. Только здесь ясность изложения меня покидает. Потому что идеи эти контр-интуитивные, с ними неспокойно, а отложить их тоже не получается.
Например, очень важная идея, из Фуко, о том, что не существует «невинных мест» и практик. Почитайте лучше здесь, лучше у меня не получится передать. Это очень важное послание: против самоуспокоенности. Про то, чтобы не считать свои ценности и действия «невинными». Понимать, что есть обратная сторона и у «любви», а также у «терапии», «развития», «успеха», «красоты» и «совершенства». И еще многих других идей, претворяемых в жизнь с самыми добрыми намерениями. Для примера из жизни, можно взять идею «естественного родительства», это набор хороших идей, с которыми сложно не согласиться, о том как важно прислушиваться к голосу родительской интуиции, уважать ребенка и серьезно относиться к его потребностям. Но когда конкретные практики (как спать, как кормить, как гулять) начинают превращаться в новую идеологию, то это становится еще одним способом делить людей на «своих» и «чужих». «Возишь ребенка в коляске/не кормишь грудью?? — о чем с тобой можно разговаривать?!» Диалог на этом заканчивается, «правильная» мама получает одобрение «своих», а «неправильная» — чувство вины. Парадокс заключается в том, что хотя содержанию идеи могут быть самыми передовыми и «естественными», по способу подачи они будут мало отличаться от того, как пару десятилетий назад эксперты вроде Б.Спока убеждали, что «не надо приручать к рукам» и «пусть проплачется». И тем самым послание остается прежним: есть кто-то, кто знает лучше тебя. Это все так же отдаляет людей друг от друга, от себя самих.
Ну и еще несколько зарисовок на память. Скорее интересующимся нарративным подходом это может быть интересно(Цитирую я его по памяти, так что могу ошибаться).
Кадр 1. В молодости Арт занимался political visual art, и в своей работе продолжает использовать визуальные средства. Он записывает слова, которые произносит клиент, описывая ситуацию, дословно (например, «she is a bitch!»), но записывает их не просто в тетрадь — а наносит на большую доску на стене. Настолько большую, что иногда использует для этого лестницу. Он говорит, что для него важно, что они с человеком вместе смотрят на эту доску.
Кадр 2. Сама «карта» работы у него простая:
1. Definition of a problem / Определение проблемы
2. Effects/Response / Исследование последствий проблемы и откликов на нее
3. Evaluating position / Определение позиции
4. What matters to you / Исследование ценностей (того, что значимо для человека)
— и при этом тут все совсем непросто. Видимо, дело не в «карте», а в том, как он остается с человеком в том, где тот есть. Черт, не могу объяснить. Понимаете, он как будто никуда не хочет человека привести — до того, как тому будет «где стоять». Ему задавали много вопросов, и в том числе настойчиво расспрашивали — «ну а все-таки с будущим вы как-то работаете? В какой момент? Как именно?» И он как-то неясно отвечал, как будто нет у него особого какого-то метода, и не направляет он туда клиента, и даже напротив скорее остается в настоящем или даже прошлом. И при этом это вся работа про будущее. И «клиенты» его уходят очень далеко (по рассказам о было-стало).
Кадр 3. Про то самое «где стоять».
Сложный кейс, неграмотный (да, у них в канадской глубинке это не редкость), потерянный, битый жизнью, практически ушедший «в леса» мужчина, длинный запутанный транскрипт разговора. Арт топчется на месте. «Я не знаю, понимаешь ли ты к чему я это все говорю, мне просто хотелось бы, чтобы у тебя было место, на котором ты мог бы стоять… ты понимаешь, о чем я?» — «Да, ты говоришь о доме… доме, из которого я всегда бежал… или кто-то пытался строить его за меня. …А сейчас я бы хотел построить его сам».
«I just want you to have some place to stand on», остались в голове звучать его слова. Это непростая идея — принять, что насилие могло быть когда-то для человека способом выживания. И наверное, с насилием особенно сложно, и хочется увести из него побыстрее, по программе «10 шагов к добру и доверию». Но с депрессией, злостью, отчаянием тоже может быть похоже. Хочется поскорее уйти от «плохого» к «хорошему». Но только когда мы уводим «от», мы тем самым лишаем человека того, на что он может быть опирался. Не учитываем, что это был (а может и есть) его способ справляться, его уникальное умение выживать. Мне очень сложно практически совместить эту идею с тем, что «проблемы не в людях, проблемы в проблемах» (как этот взгляд помогает я вижу как раз практически), и того, что от некоторых проблем действительно можно и нужно отказаться насовсем, никак не принимая их на свой счет. Но отказаться от идей Арта, перестать видеть это, я тоже не хочу. Вот так и живу в неопределенности теперь, что поделать.
Кадр 4. «My bum is sore.» Это была очень личная история про то, как его мама, в уже очень престарелом возрасте, с болезнью Альцгеймера, смогла сказать то, что очень стоило сказать про то, что ее давно и очень сильно достало.
Кадр 5. Его спросили про «профессиональное выгорание» (ну понятно, такой контингент клиентов). Он сказал, что его про это часто спрашивают. Но что он лично чувствовал столько тепла, поддержки, искренности в сложных разговорах с мужчинами, с которыми он работает вокруг темы насилия — и при этом испытывал отдаленность, враждебность в отношениях с коллегами или начальством. Что непосредственно работа его очень поддерживает.
Кадр 6. Арт рассказывает, как любит посидеть на крыльце своего дома, откуда открывается прекрасный вид на окружающие безлюдные холмы, с джином и книжкой Фуко (или Дерриды — любимые им философы-постмодернисты). «Иногда я читаю одну страницу очень подолгу. Потому что если вы читали что-нибудь из этого, то вы понимаете, что иногда читая это, чувствуешь себя непроходимо тупым.» — «Но иногда встречается одно предложение — и оно оказывается настолько важным и столько всего проясняется».
В этом месте он мне напомнил Джорджио Нардоне (хотя тот совершенно другой человек по складу, элегантный и обстоятельный, в Арте же нет ни сантиметра желания выглядеть как Профессор) рассказывал, комментируя свои теоретические расхождения со Стивом де Шезером: «у нас прекрасные отношения, мы бывало с ним часами могли обсуждать идеи Людвига Витгенштейна». Это какие-то особенные люди, способные понимать философию напрямую, без предварительного перевода на язык своей (в данном случае психотерапевтической) гильдии. Немногим это дается даже прочитать по доброй воле, а уж понять, а уж положить это в основу действий…
И мне было очень важно, как я понимаю сейчас, это разрешение: читать очень медленно и вдумчиво, и понимать — иногда — какую-нибудь одну фразу. Но все-таки — понимать.
Кадр 7. Просто фото на память.
Надеюсь, что Арт приедет еще как-нибудь в Россию, потому что есть ощущение, что такие люди что-то меняют самим фактом своего существования.
Update: перевод статьи Арта Фишера Власть и обещание «невинных» пространств
