В прошлую среду была на семинаре у Даши— пошла туда больше с идеей просто практики нарративной практики, а оказалось, что тема «отсутствующего, но подразумеваемого» (оно же «присутствующее, но не проговариваемое») схватит меня и окажется очень практично-важной.
Эта тема — про все те бессознательные убеждения, не произносимые вслух утверждения, которые тем не менее присутствуют — в нас самих, в общении — и которые часто как серые кардиналы заправляют происходящим. Это один из методов нарративного подхода, основанный на представлении о том, что мы способны определить для себя нечто только в сравнении с чем-то другим. И этот прием позволяет из самой болезненной, трагической истории вырулить в альтернативную, предпочитаемую. Да, может быть сейчас я в отчаянии — но это означает также то, что в моей жизни было что-то, что отчаянием не является, что я умею отличить одно от другого. Значит, в моей жизни были моменты, когда мне удалось пожить в этом не-отчаянии и я могу обратиться к этому опыту, чтобы опереться на него. И это не обязательно что-то противоположное. Мы можем предполагать, что в случае отчаяния человек потерял надежду, но может быть это не надежда, а что-то другое — силы, радость, любовь — что-то, сказанное его собственными словами, которые указывают на его личный образ желаемого будущего. Здесь важно, что это не просто рефрейминг, не просто замена минуса на плюс, это именно точка входа, и эта точка может вести в удивительные места. Для этого нам не нужно обязательно стирать негативный опыт (да и как его часто стереть-то), но можно понять когда он начался и что было до, и что давало и дает нам силы различать это «до».
В нарративном подходе есть представление о том, что ни одна проблема не захватывает жизнь человека целиком, и что проблема не в человеке — проблема в проблеме, и ее можно вынести наружу и с ней уже разбираться. И еще они верят в то, что человек никогда не является пассивным реципиентом травмы, и сам акт говорения является выступлением против проблемы, желанием изменить. Хотя иногда найти в опыте человека эти мгновения сопротивления очень непросто — но такой «археологией надежды» они и занимаются. (Про исследование влияния проблемы можно посмотреть у Юли здесь.)
И тогда выясняется, что из любого «НЕ» — не могу, не получается, невозможно, загнан в угол, тяжело, больно, нет смысла, не любят, недостоин, и прочего и прочего — можно создать много точек выхода:
«У меня ничего не получается…»
— Из чего состоит это «ничего»? Если бы оно было чемоданом, что бы там оказалось?
— В какой именно момент это «не получается» чувствуется особенно остро?
— Что перестало получаться последним? (Что дольше всего держалось?)
— Были ли ситуции, когда получалось? (Это про поиск уникальных эпизодов, та самая «археология надежды»)
— Кто еще считает, что не получается? А есть ли люди, которые с этим не согласны?
— Почему важно, чтобы получалось?
— А что стало был возможным, если бы получилось? На что стала бы похожа ваша жизнь?
Есть большая переведенная статья Майкла Уайта на эту тему. Она тронула местами до слез какой-то невыразимой человечностью…
Еще я все время ловила на мысли, что все это на новом уровне, но очень знакомо. А, так это ж мета-модель! (один из базовых принципов НЛП) — догадался Ватсон — и пошел читать что есть на эту тему. На тему пересечения что-то ничего толком не нашлось, но чувство, что что-то здесь очень близкое не отпускало — и вот на списке литературы оно сошлось на Грегори Бейтсоне — основатели НЛП и Майкл Уайт читали похожие книжки. Если я осилю теперь Бейтсона (пока продвинулась несильно), это будет большая победа над силами прокрастинации.
Все никак не могла собраться дописать этот пост, и потом поняла — о, это же одна из «отсутствующих, но подразумеваемых» моих идей — что если уж писать о чем-то, так хорошо, а тема пересечения НЛП и нарративной практики слишком большая, чтобы ее сейчас откусить.
Я помню, что эффект от знакомства с мета-моделью после НЛП-практика состоял в бОльшей дисциплине речи: «меня никто не любит» — «что совсем-совсем никто?» Но это было именно знакомство, не могу сказать, что я это практиковала за пределами простого обращения внимания на чрезмерное обобщение или упущение важных деталей информации, на уровне здравого смысла. Возможно, дело в том, что в НЛП мета-модель опирается именно на лингвистические паттерны — опущение важной информации (пассивный залог — «нам сказали, что..» — «а кто именно сказал?»), номинализации, использование универсальных количественных (все, никто, никогда), использование модальных глаголов («я должен это сделать» — «кому должен?»), и так далее — этих паттернов огромное множество, их не так просто все запомнить и применять.
А в нарративном подходе «отсутствующее, но подразумеваемое» — это скорее принцип, опирающийся на более высокий уровень убеждений — что проблема находится вне человека, что человек сам автор своей истории, что в жизни человека разворачивается одновременно много историй, и мы можем заново находить в них смыслы, каким-то линиям придать больше жизни, а какие-то отправить в архив, и что терапевт не является экспертом по жизни пациента, его роль — помочь человеку распознать свою предпочитаемую историю, но не указать на соответствие норме «хорошо функционирующего индивида». То есть если воспринять эти ключевые пресуппозиции (ну вот хотя бы — на какие возможности указывает эта проблема?), то можно самостоятельно построить много разных-разных вопросов и делать это очень творчески. Хотя Майкл Уайт назвал свои «карты нарративной практики» картами — и это было обобщением его многолетнего опыта терапии, но он подчеркивал важность относиться к ним именно как к картам, и в первую очередь отталкиваться от реальной «территории» живого человека и его ситуации.
Так получилось, что я параллельно слушала Бэндлера и читала новую книжку Майкла Уайта, и при всех различиях то и дело попадались параллельные истории — и Бэндлер постоянно рассказывает про пациентов, годами безуспешно проходившими психоанализ (ну или успешно для психоаналитиков, как на это посмотреть — он никогда не упускает возможности противопоставить себя сложившейся системе официальной психиатрии), и в нарративном подходе часто упоминаются случаи, когда человек приходит с прочно приклеенным к нему диагнозом — и «невротик» это еще самый мягкий, хотя и распространенный вариант. Из последнего меня тронул термин «парентифицированный ребенок» — то есть ребенок, который в детстве выполнял роль родителя. То есть, понимаете, это уже специальный термин. А ведь так про многих можно сказать, кто провел детстве с ключом на шее и считал себя этаким Дядей Федором. Возможно, небезосновательно, но вот только что значил этот опыт для конкретного человека и что из этого следует дальше? Выводов может быть очень много разных, намного больше чем простое сведение все к ярлыку, основанному на утверждении «дети должны быть детьми».
Очень возможно, что сходство связано с тем, что оба подхода явились маргинальными для классической психологии — НЛП вообще основано лингвистом и программистом и никогда не стремилось к признанию в большой науке (хотя кажется когнитивно-бихевиоральный подход очень похож по методам), а Майкл Уайт начинал как социальный работник в детской психиатрической больнице, которому запрещали практиковать, и даже убирали стулья из кабинета (и тогда он сидел и разговаривал с детьми на полу). Может быть эта маргинальность одновременно и заставляет и дает возможность не идти проторенными путями, а делать то, во что действительно веришь и что работает?
По дороге попалась статья о том, почему НЛП не является конструктивистским подходом. Это очень для больших ценителей методологии, но меня немного повеселило обвинение НЛП в методологическом промискуитете — да этот Бэндлер, да он вообще готов использовать все, что работает! — с негодованием пишет автор. Хотя я наверное соглашусь с автором статьи, что позицией НЛП можно считать прагматизм. «Just remember that feeling good is better than feeling bad», раз за разом повторяет Бэндлер — начать с хорошего состояния, из которого возможно сделать намного больше.
На самом деле, методология здесь совсем не ругательное слово, мне сейчас кажется, что ясное понимание своей позиции, в т.ч. методологической, говоря проще, понимание сути и ограничений метода, придает много ясности. А ясная этическая позиция, еще и придает много сил отстаивать то, во что веришь. И готовности браться за сложные случаи, за «неизлечимых» пациентов.
Еще по поводу различий — одно из важнейших заключается в том, что НЛП принципиально не занимается содержанием проблем клиента (вообще в первую очередь НЛП — это про моделирование — стратегий поведения, когнитивных паттернов) — в то время, как в нарративной практике содержанием занимаются очень серьезно, не стесняясь залезать в сложные этические вопросы и восставать против устоявшихся норм и дискурсов — «а кто сказал, что «все нормальные люди» должны делать Х?» «А кому выгодно, чтобы «все нормальные люди» делали Х?»
Еще в НЛП очень много построено на работе с телом, ощущениями, восприятием, и это дает возможность очень изящно и эффективно работать со многими проблемами (особенно хорошо это у них получается с фобиями). В нарративном подходе обращение к телесным метафорам тоже используется (например, когда предлагают представить какой у проблемы голос, какого она цвета) — но все-таки не является ключевым содержанием работы, для них важнее интенция, направленность — «чего хочет проблема, а чего хочешь ты сам» и куда все это ведет.
В качестве дисклеймера — все вышеизложенное не претендует на что-то (да ни на что, честно говоря, не претендует) и написано из желания систематизировать собственные мысли и что-то понять на пересечении знакомых тем.
